За бугром

Больше всего на свете я ненавижу праздничные дни, когда кто-то не работает. Каждый отдельно взятый день я либо работаю, либо отдыхаю, но делаю это в зависимости от своего графика и биологических потребностей, а не потому, что кто-то давным-давно в этот день родился, сдох, стал президентом или завоевал очередной континент. Сегодня бизнес-партнер из России написал, что сдаст проект с опозданием, потому что «на понедельник выпал выходной». Эта концепция вызывает у меня аллергическое отторжение, поэтому сегодня поговорим про праздники в США и России.

В 2017 году, если отбросить выходные (субботу и воскресенье), было 260 рабочих дней. В нашей Необъятной рабочим временем распорядились вольготно, не жалея: было 13 официальных праздников, когда на работу выходить не надо, что оставляет всего 247 трудовых будней. Из них вычитаем еще 20 дней годового отпуска. Конечно, хорошо бы учесть и суперспособность россиян болеть два раза в год по неделе, но это повлияло бы на научную точность исследования, поэтому остановимся на 227 рабочих днях, когда гражданин все-таки должен выйти на вахту и нести крест.

В США официальных праздников в два раза меньше — всего семь, причем работодатели сами выбирают, какие дни сделать выходными, а какие — нет. Во многих компаниях праздничными признают только 4–5 дней в году. Остается 255 рабочих дней. Оплачиваемый отпуск в США не регулируется правительством, а является условием рабочего контракта, поэтому часть американцев не имеют его вообще. А те, кому повезло больше, могут похвастаться 14–15 оплачиваемыми днями в году. Чтобы получить такое же количество «отпускных», которое в России всем раздают по закону, в Америке нужно проработать 15 лет на солидную компанию (есть исключения, но я говорю о большинстве американцев).

Что мы видим? Суммарный банк рабочего времени отличается почти на месяц, а если добавить в уравнение переменные «поболеть» и «побухать» — можно найти и все два.

Здесь, конечно, важны не только цифры, но и то, как в стране действительно идут бизнес-ритмы. То, что в России происходит с 25 декабря до 25 января — это коллективный общенациональный анабиоз: в начале этого интервала я постепенно теряю связь с российскими сотрудниками и партнерами (время от времени этих людей еще можно услышать, но их голоса уже затихают и отдаляются, словно погружаются на морское дно), а 30 декабря сигнал обрывается окончательно. 10 января на перекличку вяло реагируют первые выжившие — можно прикинуть потери, но обсуждать дела пока бесполезно. По рабочим вопросам контакт восстанавливается 20 января, но не в полную силу, а скорее как антенное телевидение в деревне во время грозы — слышно, но со сбоями. К 25 января интоксикация проходит, зрачки реагируют на свет, люди отзываются на имена. Можно еще неделю поболеть и начинать работать. А там и до февральских недалеко.