ВР

В моменты переживания экзистенциального чего-то я иногда смотрю показы Мартина Маржелы и почти плачу. Кому-то покажется глупостью плакать из-за фэшн-шоу, но от его показов зарыдать хочет каждый второй, по-моему. Впрочем, Маржела заставил расплакаться даже Рафа Симонса — а чем я хуже?

Один друг отвлек меня от этого действа. Друг-гей, конечно же.

Он напомнил мне, что сегодня День ВДВ — было немного больно и неприятно. Мой отец был не только ВДВшником, но и участником афганской войны. Иногда этот день мне приходилось проводить в его компании и видеть его сослуживцев. Очевидно, все эти люди были с посттравматическим стрессовым расстройством («афганским синдром») — они не умели жить мирной жизнью. Либо они вели какое-то совсем никчемное существование и спивались-старчивались, либо [совсем меньшинство] работали в силовых структурурах или занимались чем-то тёмным (какие-то бандюганы, чёрные риэлторы и хуй пойми кто).

Они вызывали у меня отвращение. Во-первых, они не хотели мира — ведь только на войне они чувствовали себя живыми, крутыми. Лишь на войне они чувствовали себя состоявшимися, чувствовали себя мужчинами. Мой отец ненавидел мою мать, потому что та не отпустила его в своё время в Чечню — она не хотела оставаться одна с маленьким ребенком на руках.

Во-вторых, их культура была не просто маскулинной. Эти люди были чрезмерно быдловатыми и пошлыми. Собираясь вместе, они говорили не только про войну, но и про женщин. Ну, как про женщин, скорее, про какие-то там физиологические аспекты. Они любили анекдоты: про гандоны, сперму и пёзды. Я всё это слушал, было мне лет семь.

Мною ощущалось нечто большее, чем брезгливость. Благодаря этим воякам я переживал что-то вроде гендерной дисфории, не мог принять в себе мужчину. С одной стороны, глядя на них, мне хотелось блевать. С другой — я понимал, что по стандартам общества они являются эталонами самцов. Они мужественные. Они «нормальные». Они имели социальное одобрение. Как ни странно, их любили женщины — они буквально таяли при виде мужчин в военных аксессуарах.

Из-за этого все мужское стало вызывать у меня отвращение. Мне не хотелось быть не_мужчиной, но и мужчиной я быть не хотел. Долгие годы я не мог принять в себе какие-то половые признаки — в подростковом возрасте, например, пытался избавиться от пугающих волос на ногах.

Было тяжело ещё и из-за гомосексуальности. Пусть, я и не осознавал до конца, что я был геем — но я им был. И было одиноко и очень непонятно уже лишь поэтому — я чувствовал, что по какой-то причине я сильно отличаюсь от других мужчин. Но так как я не чувствовал себя и женщиной, то казался себе чем-то неприятно-бесполым.

И сегодня второе августа. И мне хорошо, и спокойно быть тем, кто я есть — мужчиной ли, геем ли, не важно.

И я рад (?), что повзрослев, узнал, что мужчины могут быть очень разными и могут сильно отличаться от моего отца и его друзей. Они не обязательно видят в женщинах лишь отверстия, не обязательно стремятся убивать и иногда, скажем, просто живут и шьют одежду.