Подосокорский

Филолог Елена Шмелева: "Все разнообразие различных суждений носителей русского языка о счастье — знак скорее идеологических, чем языковых расхождений. Все это разнообразие вполне укладывается в наше общее представление о счастье как о чувстве, когда человеку так хорошо, что он забывает обо всем — о болезнях, бедности, невыполненных обязательствах. Это очень редкое состояние, что особенно заметно на фоне аналогов счастья в других языковых картинах мира. Так, английское слово happy может использоваться в приземленных контекстах, когда говорить о счастье для русских было бы просто неуместно. Процитируем в этой связи небольшой отрывок из интервью с Кшиштофом Занусси, опубликованного в газете «Аргументы и факты» (2000, №31) и озаглавленного «Счастье — это рекламный трюк»: Но слово «счастье» — опасное слово. Помню мои беседы с Тарковским в Америке. Мы говорили о том, что слово «счастье» в разных языках имеет разное значение. Например, у воздушной компании «Олимпик» есть лозунг «Все здесь счастливы». Андрей спросил: «Как можно говорить, что счастлива вдова, летящая этим самолетом?» Счастье по-английски значит, что кофе хороший, кресло удобно и температура приятна. Оно слишком сильно связано с рекламой. Для славянина счастье — эйфория, или покой, или только надежда, тогда и страдая можно быть счастливым человеком. Вот еще одно наблюдение российской преподавательницы Веры Белоусовой, работавшей в американском университете: Недавно я наблюдала любопытную сцену. Дело происходило на прощальной вечеринке по случаю отъезда московского математика, проработавшего в нашем университете несколько месяцев. Один из здешних профессоров задал ему очень типичный и эмоционально нейтральный вопрос: «So, were you happy in Athens?» (буквально: «Ну и как, вы были счастливы в Афинах?») Гость удивленно пожал плечами и ответил так: «Well… What’s happiness?.. I was satisfied» (буквально: «Н-ну... Что есть счастье?.. Я был доволен»). После чего они с недоумением уставились друг на друга. Я почти уверена, что знаю, что происходило в эту минуту у каждого в голове. «С какой же легкостью эти американцы бросаются словом "счастье"!» — думал русский. «Как же русские любят разводить философию на пустом месте!» — думал американец. Что-то в этом роде, во всяком случае. А между тем все было значительно проще. Американское «happy» как раз и значило «вам понравилось?», «вы довольны?» — о счастье как таковом там речи не шло (Новый мир, 2011, №2).

Поэтому неудивительно, что Россия в «индексах счастья» всегда находится на одном из последних мест. Само русское слово счастье имеет в русском языке другое, гораздо более «высокое» значение, чем, например, английское happiness. Кроме того, в русском речевом этикете не принято хвастаться и показывать довольство жизнью. Не случайно на вопрос «Как дела?» мы, как правило, отвечаем: «Ничего, нормально», а не «Прекрасно. Великолепно!», как американцы (Fine). Человеку, говорящему по-русски, кажется странным сам вопрос «Вы счастливы?»; тем более трудно ответить на него: «Да, конечно, счастлив!»"