Глазарий языка

МЕТАФОРА СТРЕКОЗЫ

В статье «О стихотворениях Тютчева» А. А. Фет писал: «Сущность предметов доступна для человеческого духа с двух сторон. В форме отвлеченной неподвижности и в форме своего животрепещущего колебания, гармонического пения, присущей красоты <...> К первой форме приближаются бесконечным анализом или рядом анализов, вторая схватывается мгновенным синтезисом всецельно. Приведем наглядное, хотя несколько грубое сравнение. Перед нами дюжина рюмок. Глазу трудно отличить одну от других <...> Но вот наша рюмка задрожала всей своей нераздельной сущностью, задрожала так, как только ей одной свойственно дрожать, вследствие совокупности всех исследованных и не исследованных нами качеств. Она вся в этом гармоническом звуке...» («Русское слово», 1859).

Если найти в себе силы перестать смеяться над примером с дрожащей рюмкой, нужно будет признать, что само противопоставление двух способов познания, а следовательно, и двух видов поэзии, справедливо. Несложно догадаться, к какому типу относятся стихи самого Фета. Любовь, дружба, творчество, человек и природа, «скрытая отвлеченность и очевидная красота», внутренний и внешний миры у него «сливаются так же легко и естественно, как в летнее утро воды реки гармонически слиты с солнечным светом» (К. Д. Бальмонт, «Элементарные слова о символической поэзии», 1904). Вот несколько примеров подобного мироощущения в качестве простой иллюстрации:

Не могу я слышать этой птички,

Чтобы тотчас сердцем не вспорхнуть;

Не могу, наперекор привычке,

Как войдешь, — хоть молча не вздохнуть.

Неслась волна, росла волна,

Рыбак над ней сидел, С душой, холодною до дна, На уду он глядел. Только месяц взошел

После жаркого дня, —

Распустился, расцвел

Цвет в груди у меня...

Поэтическая механика такого рода описаний проста: психологический параллелизм двух рядов с несколькими общими элементами, которые в одном ряду имеют прямое значение, а в другом — переносное.

Что касается второго вида поэзии, противоположного этому, кажется, наиболее яркий его образчик мы находим в творчестве Г. Р. Державина. Схожее фетовскому чувство гармоничной общности, сращенности и нерасторжимости всех звеньев в цепи бытия, прикосновение к одному из концов которой неизбежно вызывает колебания на противоположном краю, передается у Державина совсем иными средствами — в первую очередь, сложными конструкциями из метонимий и синекдох с пропуском логических связок. Множество характерных примеров мы находим, скажем, в стихотворении «Евгению. Жизнь Званская»: «...бьет, искрами горя, / Древ русских сладкий сок до подвенечных бревен», «Иль смотрим, как вода с плотины с ревом льет / И, движа машину, древа на доски делит», «Иль стоя внемлем шум зеленых, черных волн, / Как дёрн бугрит соха, злак трав падет косами, / Серпами злато нив...», «...в тьме челнов с сетьми как рыбаки, / Ленивым строем плыв, страшат тварь влаги стуком» и т. д.

Может показаться, что мир Фета более психологичен, а мир Державина, в котором человеку уготовано в лучшем случае место стороннего наблюдателя, более рационален. Строго говоря, все ровно наоборот. Наблюдения за внешней стороной явлений и установление логических соответствий между ними приводит Державина к мифологизации природы; в известном смысле его можно уподобить современному наивному потребителю бытовых услуг, который думает, что в плите живет жар, в лампочке — свет, а в холодильнике — холод. Метафорическое же мышление Фета, минуя ложные, видимые связи, обращено к сути явлений, а значит, только оно и может быть признано творческим и прагматичным.

@UchenyjBot