Глазарий языка

ПУШКИН — ЛАГЕРЛЁФ — МАНДЕЛЬШТАМ

В «Чудесном путешествии Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф есть такой фрагмент: «Нильс огляделся по сторонам. В этот поздний час на площади не было ни одного человека, если не считать за человека бронзовую статую, стоявшую на высокой каменной тумбе. "Кто бы это мог быть?" — думал Нильс, расхаживая вокруг тумбы. Вид у Бронзового был очень важный — длинный камзол, башмаки с пряжками, на голове треуголка. Одну ногу он выставил вперед, точно собирался сойти с пьедестала, а в руке держал толстую палку. Не будь он сделан из бронзы, он, наверное, давно бы пустил эту палку в ход. На лице у него так и было написано, что спуску он никому не даст: нос крючком, брови нахмурены, губы поджаты. "Эй ты, пугало бронзовое! — крикнул ему Нильс. — Ты кто такой? Да не смотри на меня так сердито! Я тебя нисколько не боюсь..." Нильс нарочно говорил так храбро, потому что на самом деле сердце у него замирало от страха. Этот пустой притихший город... Темные, будто ослепшие, дома... Этот Бронзовый, который, казалось, не сводил с Нильса глаз... Тут всякому станет не по себе! И чтобы как-нибудь подбодрить себя, Нильс крикнул: "Что же ты молчишь? Ну ладно, не хочешь разговаривать — и не надо. До свидания. Счастливо оставаться!" Нильс помахал Бронзовому рукой и отправился дальше. Он обошел всю площадь и свернул на широкую улицу, которая вела к гавани. И вдруг он насторожился. Кто-то медленно и тяжело шел за ним. Каждый шаг был как удар кузнечного молота о наковальню. От каждого шага вздрагивала земля и звенели стекла в домах. "Бронзовый!" — мелькнуло в голове у Нильса. И ему стало так страшно, что он бросился бежать куда глаза глядят».

Некоторые исследователи справедливо указывали на то, что сюжет с ожившим бронзовым императором мог появиться в шведской сказке 1906 года благодаря знакомству писательницы с «Медным всадником» А. С. Пушкина: образ маленького человека получал тем самым в фигуре заколдованного Нильса свое буквальное воплощение. Любопытно к тому же, что памятник, обрисованный Лагерлёф, действительно стоит в городе Карлскруне — и это памятник королю Швеции Карлу XI (1655–1697), отцу того самого Карла XII (1682–1718), которого Петр I разбил под Полтавой.

Возможно, то, что вы прочитаете дальше, полная чушь, но нам кажется, что соответствующее место в «Чудесном путешествии Нильса с дикими гусями» не только испытало влияние одного хрестоматийного текста русской литературы, но и оказало непосредственное влияние на другой ее хрестоматийный текст.

Как вы наверняка помните, в погоне за Нильсом Бронзовый и Деревянный приходят на кладбище кораблей: «Вдруг Бронзовый остановился. "Розенбум, узнаешь ли ты этот корабль?" — воскликнул он и вытянул руку. Розенбум повернулся всем корпусом направо, и Нильс увидел какое-то огромное корыто, обшитое по краям ржавым железом. "Узнаешь ли ты этот славный корабль, Розенбум? Посмотри, какая благородная линия кормы! Как гордо поставлен нос! Даже сейчас видно, что это был королевский фрегат... А помнишь, Розенбум, как славно палили на нем пушки, когда я ступал на его палубу?" Бронзовый замолчал, мечтательно глядя на старый, развалившийся корабль с развороченным носом и разбитой кормой».

Первые переводы сказки про Нильса вышли в России в 1908, 1910 и 1911 годах, а в 1913 году свет увидело стихотворение О. Э. Мандельштама «Петербургские строфы», где читаем следующее: «Зимуют пароходы. На припеке / Зажглось каюты толстое стекло. / Чудовищна, как броненосец в доке, — / Россия отдыхает тяжело. <...> Тяжка обуза северного сноба — / Онегина старинная тоска; / На площади Сената — вал сугроба, / Дымок костра и холодок штыка... <...> Летит в туман моторов вереница; / Самолюбивый, скромный пешеход — / Чудак Евгений — бедности стыдится, / Бензин вдыхает и судьбу клянет!»

Противопоставление ожившего памятника и обездвиженного корабля безусловно является центральным в обоих фрагментах.

@UchenyjBot