Книги жарь

​​Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос,

так что рыжим его называли условно. Говорить он не мог, так как у него не

было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было. Ничего не было! Так что не понятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем больше говорить.

3)... а еще физиологическим. Нам почему-то смешно, когда герой попадает в какую-то дурацкую ситуацию и постоянно сталкивается с чем-то или получает по голове. Вот как у Чаплина в этой миниатюре, или у того же Хармса в "Пушкин и Гоголь") Еще в юморе хорошо работают средства выразительности вроде гиперболы (на пикче) или литоты. А еще сравнения:

Я продолжал разглядывать портреты композиторов. Вот Рихард Вагнер. Взгляд у него был какой-то очень наглый и даже вызывающий, он словно смотрел на меня и говорил: "Ну и лох же ты, Петро, так и не смог научиться играть на рояле".

— Сам ты лох! — сказал я портрету и отвернулся. (Алексей Поляринов, "Центр тяжести).

Проблема с сиюминутностью, впрочем, в том, что сиюминутный юмор быстро устаревает. Стёпа <…> был симпатичен и напоминал чем-то покемона Пикачу, только взрослого и пуганого. (Виктор Пелевин, "Числа", 2003)

Зато всегда работает ирония. Ключевой элемент иронии: непрямая, часто скрытая демонстрация противоречия между действием или выражением и контекстом, в котором оно возникает. И при этом каким-то загадочным образом ирония не устаревает почти никогда.

Вид у него был такой же приятный и спокойный, как у гремучей змеи — Курт Воннегут — Пойдёшь ко мне в штат?

Татарский ещё раз посмотрел на плакат с тремя пальмами и англоязычным обещанием вечных метаморфоз.

— Кем? — спросил он.

— Криэйтором.

— Это творцом? — переспросил Татарский. — Если перевести?

Ханин мягко улыбнулся.

— Творцы нам тут на хуй не нужны, — сказал он. — Криэйтором, Вава, криэйтором.