ВР

Dear friend.

Последние полтора месяца я провел в Петербурге. Один тамошний мой любовник с неловкостью и стеснением назвал свой возраст — оказалось, он ровесник моего отца.

Он считает свой возраст недостатком и переживает кризис «среднего возраста». Он чувствует, что жизнь ускользает, как песок сквозь пальцы. Что смерть слишком близко и ничего не успеть, всё упущено. Но ведь я чувствую все то же самое — каждый день. И каждый божий день я думаю о скорой смерти. Не важно, есть ли между нами разница в 10, 20 или 50 лет. Мы все скоро состаримся и умрём. Или просто скоро умрём (не все успеют состариться). Тебе 70? Ты скоро умрешь. 20? Да тоже скоро.

Любая человеческая жизнь — лишь вспышка. Осталось ли тебе до конца 50 лет или один день — разницы никакой.

Наверное, свою смертность и незначительность я впервые осознал с помощью дурацких детских энциклопедий. Оттуда я узнал, что homo sapiens существует всего около 200 тысяч лет. Жизнь на Земле предположительно зародилась примерно 4 млрд. лет назад. Сама Земля появилась чуть раньше — где-то 4.5 млрд. лет назад. Ну а Вселенной где-то 13,8 миллиардов лет. 200 тысяч лет и 13.8 миллиардов. Даже ребенок, сопоставив эти числа, поймет, что всё человечество — это что-то слишком хрупкое и ничтожно-пустяковое. Поймет и перестанет быть ребенком.

Вообще, чтобы почувствовать свою незначительность достаточно и куда меньших исторических масштабов.

Почти единственное, что я люблю в Петербурге — это сфинксы на Университетской набережной. Когда я гуляю с кем-то по Питеру, то почти всегда веду своего спутника туда.

Почему-то все думают, что эти сфинксы — относительно новые поделки. И нужно видеть лица людей, когда они узнают что их, вообще-то, из Фив притащили. И возраст сфинксов — 3500 лет. Именно ради этой реакции я подобные «экскурсии» и провожу — удивление на лицах сочетается с резким осознанием своей смертности/временности. Красиво.

С маленькими детьми это, правда, не работает. Возможно, здесь и кроются причины моей к ним нелюбви — до определенной поры дети живут как бы вне времени, не ощущая его, а потому совершенно не ассоциируют смерть с собой. Помню, у Рэя Брэдбери был какой-то рассказ, где дети думали, что люди не стареют. Что старики являются стариками изначально, что это просто отличный от них, детей, вид. Не понимаю, как можно любить кого-то, кто считает себя вроде как бессмертным.

Если рассматривать людей как существ больше культурных, чем биологических, то будет справедливо сказать, что главным образом человек рождается в момент первого осознания собственной смертности. И через сумму таких осознаний рождается человеческая культура. А без смерти мы просто мясо, да кости. Я умру, а значит я человек. Я умру, а значит я, слава богу, уже не ребенок.