polaroid

френсису несколько лет за двадцать, он симпатичен и вечно пьян. любит с иголочки одеваться, жаждет уехать за океан. френсис не знает ни в чем границы: девочки, покер и алкоголь… френсис оказывается в больнице: недомоганье, одышка, боль. доктор оценивает цвет кожи, меряет пульс на запястье руки, слушает легкие, сердце тоже, смотрит на ногти и на белки. доктор вздыхает: «какая жалость!». фенсису ясно, он не дурак, в общем, недолго ему осталось — там то ли сифилис, то ли рак. месяца три, может, пять — не боле. если на море — возможно, шесть. скоро придется ему от боли что-нибудь вкалывать или есть. френсис кивает, берет бумажку с мелко расписанною бедой. доктор за дверью вздыхает тяжко — жаль пациента, такой молодой! вот и начало житейской драме. лишь заплатив за визит врачу, френсис с улыбкой приходит к маме: «мама, я мир увидать хочу. лоск городской надоел мне слишком, мне бы в камбоджу, вьетнам, непал… мам, ты же помнишь, еще мальчишкой о путешествиях я мечтал». мама седая, вздохнув украдкой, смотрит на френсиса сквозь лорнет: «милый, конечно же, все в порядке, ну, поезжай, почему бы нет! я ежедневно молиться буду, френсис, сынок ненаглядный мой, не забывай мне писать оттуда, и возвращайся скорей домой». дав обещание старой маме письма писать много-много лет, френсис берет саквояж с вещами и на корабль берет билет. матушка пусть не узнает горя, думает френсис, на борт взойдя. время уходит. корабль в море, над головой пелена дождя. за океаном — навеки лето. чтоб избежать суеты мирской, френсис себе дом снимает где-то, где шум прибоя и бриз морской. вот, вытирая виски от влаги, сев на веранде за стол-бюро, он достает чистый лист бумаги, также чернильницу и перо. приступы боли скрутили снова. ночью, видать, не заснет совсем. «матушка, здравствуй. жива? здорова? я как обычно — доволен всем». ночью от боли и впрямь не спится. френсис, накинув халат, встает, снова пьет воду — и пишет письма, пишет на множество лет вперед. про путешествия, горы, страны, встречи, разлуки и города, вкус молока, аромат шафрана… просто и весело. как всегда.

матушка, письма читая, плачет, слезы по белым текут листам: «френсис, родной, мой любимый мальчик, как хорошо, что ты счастлив там». он от инъекций давно зависим, адская боль — покидать постель. но ежедневно — по десять писем, десять историй на пять недель. почерк неровный — от боли жуткой: «мама, прости, нас трясет в пути!». письма заканчивать нужно шуткой; «я здесь женился опять почти»! на берегу океана волны ловят текущий с небес муссон. френсису больше не будет больно, френсис глядит свой последний сон, в саван укутан, обряжен в робу… пахнет сандал за его спиной. местный священник читает гробу тихо напутствие в мир иной. смуглый слуга-азиат по средам, также по пятницам в два часа носит на почту конверты с бредом, сотни рассказов от мертвеца. а через год — никуда не деться, старость не радость, как говорят, мать умерла — прихватило сердце. годы идут. много лет подряд письма плывут из-за океана, словно надежда еще жива.

в сумке несет почтальон исправно от никого никому слова.