The Flow

Год назад вышла песня "Розовое вино". Что она изменила в нашей музыке?

Вспомните, кем были ее авторы, Feduk и Элджей, до релиза. За первым тянулся шлейф “футбольного рэпа”. Второй только-только выпустил вторую часть “Sayonara Boy” и даже еще не снял клип “Рваные джинсы”. “Розовое вино” катапультировало обоих куда-то наверх, даже несмотря на то, что потом же и развалила этот тандем — стороны не смогли договориться о том, как поделить настолько удачную песню. Эффект от “Розового вина” был не моментальным, но уже к осени стало понятно, что это больше, чем просто летний хит. В конце 2017-го Вконтакте назвал цифры — песню послушали 200 миллионов раз, и это меньше, чем за полгода. Feduk в недавнем интервью РБК хорошо отрефлексировал это, рассказав о наступлении “сингловой эпохи”. “Ты делаешь один сингл, к нему — яркую картинку”. Сейчас сам он может себе позволить гастролировать и собирать большие площадки, выпуская исключительно синглы — его полноценный альбом выйдет только осенью.

У меня с трудом получается вспомнить еще какой-то случай последних лет, когда одна-единственная песня дала бы артисту сразу все — радиоротации, признание, гастроли. Последний пример — это “Локти” L’One (2013 год), но что-то я не припомню, чтобы после нее десятки коллег Левы начали массово пересаживаться на трэп-биты, звучать на радио и получать от лейблов шестизначные авансы. Наверное, это что-то говорит и об изменениях в нашей индустрии за эти пять лет. Feduk и Элджей не были первыми, кто сделал хаус-рэп хит — до них были Грибы, “Патимейкер” и песня “I Got Love”. Но именно “Вино” спрограммировало шаблон, по которому потом начали работать подражатели: порочная, но без перегибов, песня о кайфе. Обязательно с веществами, обязательно с сексом, обязательно с некоторой жесткостью — ее герой должен быть брутален. За один год артистов, взявших на вооружение прием, стало столько, что из них впору собирать фестивали. Совершенно рядовой стала ситуация, когда артист, долгое время пытавшийся добиться успеха, записывал песню под прямую бочку и набирал миллионы просмотров / прослушиваний.

Эпидемия приобрела массовый характер: альбомы танцевального рэпа записали Slim, СД и Гнойный, прямая бочка есть на последнем альбоме Кажэ. Это создало спрос и на хаус-битмейкеров, которые поставили производство музыки на поток, чтобы хоть как-то монетизировать свое творчество — они меньше других заработали на буме хаус-рэпа.

Наверное, для кого-то станет открытием, что битмейкер Empaldo, автор музыки к “Вину”, писал и для Слима, и для Гнойного. Это можно узнать из его интервью на YouTube, там же я с удивлением выяснил, что биты он продает за две тысячи рублей. Еще один факт, которого вы могли не знать — песни “Минимал” и “Медуза”, огромные хиты 2018-го, тоже написал один человек, битмейкер Muzza. Его биты стоят чуть дороже — 3000 рублей. О чем это говорит? О том, что всего за год внутри индустрии сформировалась целая мини-индустрия, со своими правилами и установками (и о том, что битмейкеры — не самые крупные звенья этой пищевой цепочки). Что будет с ней дальше? Как можно увидеть, авторы “Розового вина” за год не сдали позиций — даже наоборот: их графики сейчас плотно забиты, а осенью они оба выступают на площадке Stadium — самом большом концертном клубе Москвы. При этом уже сейчас они стараются перестроиться: Feduk, вопреки ожиданиям поклонников, выпускает фортепианную балладу, а в летнем хите Элджея вместо хауса — тропический бит. Но это звезды. Как сложится судьба у десятков подражателей, которые стараются зацепиться за тренд, неясно. Можно только предположить: сменится мода — исчезнут и они. Если подытожить: феномен “Розового вина” в том, что песня стерла многие барьеры в нашей музыке: рэп под хаус стал новой поп-музыкой. Без оговорок, в самом прямом смысле — музыкой, которую слышишь на радио, в супермаркетах и такси. За которую дают награды музыкальные телеканалы. Которая располагается где-то в верхних строчках чарта.