Коротышки

​Черный ледокол взламывает черные льды, и голубые сколы его сверкают на ярком мартовском солнце.

Льды. Торосы до самого горизонта.

Впрочем, навигация скоро закончится.

Мои родители тоже занимались льдом: отец на ледоколе, мать — в морге.

Отец редко бывал дома. Однажды он ушел и не вернулся.

Погиб во льдах.

И мать погибла во льдах морга.

Наше теплое, мелкое море тоже иногда замерзает.

Солнечным мартовским днем стоял я на берегу моря в районе забора СРЗ, на котором крупными красными буквами написано было: «Пляж для кожных больных».

Стоял и наблюдал битву отца со льдами.

Черный ледокол набрасывался на голубые горы льда, и был слышен хруст, и осколки льда веером драгоценных камней вспыхивали в голубом небе.

В темных очках, в белоснежном кителе отец стоял на капитанском мостике.

Больше я его не видел.

У меня есть аккордеон. Иногда после вахты я играю на нем. Играть я не умею, так, импровизирую наобум.

Недавно, например, сочинил «Ледяную симфонию», в которой главный мотив — хруст льда.

Повторить ее невозможно.

Посвятил ее отцу и матери.

Перламутровый блеск и звук — это драгоценные камни в небе от столкновения стали и льда, это забор СРЗ, это одноэтажное здание морга среди старых акаций, это ледяные лица родителей среди ледяных цветов…

Я тоже пошел по линии льда, и мой черный ледокол в виде топора, приваренного к лому, взламывает в данный момент бесконечные льды моего запущенного участка, и голубые сколы черного льда ярко вспыхивают на мартовском солнце.

Лёд. Анатолий Гаврилов.