Προτο Τρανκοβ

(продолжение, начало см. выше) «Последний адрес», в этом смысле, мало чем отличается от реабилитации репрессированных руками самих репрессировавших. Проблема в том, что для наследников советского мироустройства условный Уборевич бесспорная жертва — такая же, как и «жена Уборевича». Да, это жертвы советского режима. НО БОЛЬШЕ-ТО У НИХ НИЧЕГО НЕТ. Та история началась в 1917, и то, что она началась так неудачно, это трагедия. Но в смысле существования разных граждан одного государства в параллельных исторических реальностях это две разные трагедии. Это, в общем-то, иллюстрация того, как способ нашего исторического мироощущения влияет на наше настоящее. С точки зрения одних 1991-1993 был очередной исторической подножкой, от которой тянется и клубок нынешних проблем и противоречий. С точки зрения других в 1991-1993 всё только-только началось как должно (или не должно) быть. Нынешняя власть для них — не следствие, а прекращение какого-то процесса, начатого в 1991-1993. Только оценивать это они могут как негативно («задушили свободу») так и позитивно («прекратили беспредел»). И в этом плане друг друга ненавидеть («анчоусы» — «пятая колонна»). Но ведь это естественно — для той истории, которая началась в 1917 (и которая создала призму для взгляда на всё предшествовавшее).

Преодоление этого (советского) проклятия возможно только в ситуации выхода за его исторические рамки, взгляд на произошедшее не через призму советского опыта, но сверху, как бы из космоса всей большой национальной истории. С точки зрения человека, с совком связанного только вынужденными обстоятельствами (и не обязанным ему своим существованием — в небиологическом смысле этого слова) произошедшее в 1917 и далее является бедствием, катастрофой, обстоятельствами непреодолимой силы.

Собственно, это условная «историческая ситуация Минина и Пожарского». Но об этом как-нибудь потом.

—————————————————————————

* Тут бы совсем хорошо встало слово «упрощает», но шутку поймут совсем единицы.

** Он же, как известно, антисоветский, по замечательной мысли Бродского в изложении Довлатова.

*** Отсюда же, кстати, нелепое, на первый взгляд, неприятие «Бессмертного полка» и неуместно ёрническая (при взгляде со стороны) подмена его «Бессмертным бараком». Там есть своя стройная внутренняя логика: В ИХ МИРЕ не может быть никаких «бессмертных полков», могут быть только жертвы, даже их герои это всегда мученики (гимн их прародителей: «Вы жертвою пали в борьбе роковой»). Отсюда же их холодное отношение к Гагарину и смакование его личных драм, например: герой не может быть счастливым победителем, это АМОРАЛЬНО.