Ponaehali

​​В доме с покатой крышей на окраине посёлка Жуковка Брянской области не горит свет. А, быть может, если бы и горел – не увидишь ни черта: на скорую руку вкривь и вкось заколочены окна досками – и те уже сгнили. У дома 30 лет назад стояла белая «восьмёрка» - блестела, хоть гляди, как в зеркало. Водитель её не глушил двигатель – всё равно ехать скоро. - Танькя! Дура! Никуда не поедешь! Костьми лягу! Танькя! - Мать, всё равно уеду, не буду тут гнить! За Славиком на будущий год вернусь, как обустроимся. Мать, да пусти ты! На крыльце в трусах и майке стоял Славка трёх лет. Он ревел, как умеют только дети – когда сопли до колен, когда из всех на свете звуков получается только «ы». Машина тронулась с решительным рёвом. Ещё минута – и соседи каждый своё крыльцо покинул да в дом зашёл, чтоб не мёрзнуть. Кончилось. Славка выводил в прописях букву «М». - Эм – мост, Слава. Эм – море. Бабушка между этим мостом и морем делала длинные паузы, чтобы подумать. Потому что хочешь-не хочешь, а первое слово, что в голову приходит на «м» - мама, а называть его Славе нельзя, потому что канючить начнёт. А как спросит «Где мама?», так и ври нескладно. Ребёнка держи за дурака и рассказывай, что вот на той неделе мать приезжала, когда Слава гулять ходил на ту улицу на посёлок. Она увидела, что нет его – и оставила три банки сгущёнки и велела передать привет. - Ба! Ну покликай меня, если опять придёт! Ба! - Покликаю. Мыться иди, воды согрела. Славка водил пальцем по строкам. - Ба, «Пятнадцатилетнего капитана» дочитал почти! До библиотеки пойду. - А пойдёшь – и к чаю сушек купи али сухарей. Сдачу принесёшь. Да в библиотеке скажи Людмиле, что пусть тебе даст по программе. А то и лету конец, а палсписка нечитано. Славка водил глазами по конспекту в толстенной тетради с зелёной обложкой. «Из трёх точек на прямой одна и только одна лежит между двумя другими». - Ба, а мать не писала? Обещала ж на выпускной прийти. «Ба» пряталась ночью за печкой со старой свечой – наклоняла в обратную сторону почерк. «Дорогой Славочка! Ты спрашивал, приеду ли я на выпускной. Я очень постараюсь, но сейчас у меня очень много работы». На почте ставила на конверт печати и клеила марки: - Баб Лен, мне не жалко. Ну не дурак же он. Неужель не понимает? - Не твоё дело, Татьяна. А поклей ещё одну. С ракетой. Слава уехал в августе: отгремел выпускной, шелестело лето ветром в окно плацкартного вагона. В Новый год прислал бабе Лене письмо: «Бабуль, поздравляю с Наступающим! Я вырезал тебе снежинку, повесь на окно, чтобы праздник был. Приеду летом, как каникулы. Если есть возможность – пришли ещё денег, потому что пришлось потратить на куртку, старая прохудилась». А на будущий год снова письмо в декабре: «Бабуль, поздравляю с Новым годом! У меня всё хорошо, зачёты сдал без сучка. Мама тебе не писала? Отправь ей ещё раз мой адрес, пожалуйста, наверняка затерялось письмо. Отправь, пожалуйста, с Саней Крюковым мне яиц и сала – он в январе ехать собирался. Я вырезал для тебя снежинку – в этом году новую, другую! Повесь на окно, чтобы праздник был». И снова однажды: «Бабулечка, поздравляю с Новым годом! Я всё никак не найду времени приехать – надо тебя хоть бы и внука показать. Как твоё здоровье? У меня такая новость, ты упадёшь. Мама на той неделе меня нашла. Говорит, справилась в институте, они вот мой арес и дали. Говорит, не получала от тебя письма с моим адресом. Точно затерялось! Сейчас у неё проблемы – она пока поживёт у меня, понянчит внука. Мне пока странно, что я её вижу и живу рядышком, но уже привык почти. Решено – летом приеду! Я вырезал для тебя снежинку по традиции – новую! Повесь на окно, чтобы праздник был». - Слав, ты? Тётя Валя Бакунина. Бабушка умерла. Под ногами Славки скрипел гнилой пол. На окне старого дома с покатой крышей висели бумажные снежинки. 10 штук. На столе лежали ещё две. Одинаковые. В доме с покатой крышей на окраине посёлка Жуковка не горит свет. А, быть может, если бы и горел – не увидишь ни черта: на скорую руку вкривь и вкось заколочены окна досками – и те уже сгнили.

Фото: Дмитрий Марков.