паша никулин

Когда мы говорим о государстве, контролирующем медиа, то обычно понимаем медиа очень узко — как средства массовой коммуникации (информации). Порой мы немного расширяем это определение и признаем, что государства посягают в той или иной степени на свободу интернета. Интернет понимается как среда распространения информации, среда в которой существуют СМК, среда в которой каждый может выступить ньюсмейкером или, например, распространителем информации. (Создание fake news и альтернативных контекстов для новостей также важны для понимания того, как медиа контролируется государством, но развивать эту тему я здесь не буду).

Я же предлагаю сейчас задуматься о более широкой трактовке самого термина «медиа» и понимать под ним всю окружающую действительность, так как все мы можем в разных ситуациях быть источниками, распространителями и потребителями информации. Цвета, запахи, звуки, осязание, внутренние ощущения, которые мы способны чувствовать, различать и обрабатывать (например, типировать и различать приятные, неприятные и нейтральные ощущения [как объективно, так и в зависимости от контекста], а также различать градации тех или иных ощущений) — в этом смысле не более, чем информация, сообщение, медиа. И государство, контролируя этот контекст, довольно успешно контролирует наши ощущения. Как создаётся этот контекст? То, что государство контролирует культуру и образование более или менее понятно всем. (Речь идёт не только о плохих учебниках истории, но и о доминирующем языке [стоит вспомнить о том, что за пределами языка в каком-то смысле не существует реальности], на котором ведётся обучение и о дефинициях, которые даёт государство тем или иным терминам). Но государство контролирует окружающее пространство: стены, сообщения систем оповещения на транспорте, присутствие в общественных местах полиции (тоже своего рода сообщения). В силах государства (особенно такого, как Россия) менять названия городов, улиц, принимать решения об установке мемориальных плит, определять часовой пояс (в том числе смену поясов можно рассматривать как помеху в коммуникации с другим регионом или страной), признание легитимности других государств (отсюда следует легальный оборот валюты этих государств, а к теме денег мы ещё вернёмся). Государство может следить за наличием афишных тумб, биллбордов, надписей на стенах, надписей на транспорте, сообщениях, которые размещены в транспорте. Не стоит забывать и о системе оповещений о катастрофах, погодных аномалиях, ЧП, ЧС, воздушной тревоги. Календарь (отсылающий нас к той или иной культуре, в России — к христианской [забавно, что даже атеистам приходится использовать выражение «Наша эра», несмотря на то, что для них сам факт рождения Христа является спорным]), содержит информацию об официальных праздниках, что говорит нам о значимости того или иного события для граждан.

Система дорожной разметки, светофоры, кодирование телефонных номеров и номеров автомобиля, документы — тоже медиа, носители информации и сами сообщения.

Чиновники, включая главу государства, тоже медиа. Они формируют повестку дня. И несмотря на сильную долю скепсиса, с которым мы, например, воспринимаем «прямые линии» президента, мы продолжаем обсуждать повестку, сформулированную (либо представленную) именно им. Все знают, что событие не считается случившимся, если мы не знаем об этом и не можем зафиксировать. Теракт считается случившимся, если мы увидели о нем телесюжет. В этом смысле террористическая опасность существует не из-за наличия ИГ, а потому, что о ней нам рассказывают.

Законы, национальное право — это тоже инструмент контроля медиасреды. Как мы понимаем, наличие ответственности за возбуждение ненависти, оскорбление чувств верующих, оправдание терроризма, призывы к войне или к сепаратизму — прямое следствие этого.

И если доминирование государства в медиасреде (его медиа, представителей и его контроль) может контролироваться разными институтами, то вряд ли кто-то поспорит с тем, что деньги пока что способны выпускать только государства.