Митя

Мы уже картину грабежа знали от инвалидов в мельчайших подробностях, поэтому даже знали, какой мужик что делал и как себя вел. Когда Клейменов и пришедшие с ним мужики увидели моих солдат, которых я нарочно рассадил на веранде, они совсем струхнули и сейчас же, заломив шапки, начали:

«Здравствуйте, как Бог милует! Ну вота и хорошо, што вернулись, а мы ужо думали, кабы бяды какой не стряслося. Ох, грабили тут да жгли — беда как! Мы, значит, что осталось, собрали да попрятали, думаем, можа, вернутся, так и в сохранности будя…» Говорили скопом, друг другу поддакивали, подтверждали, кивали головами...

«Постой, постой, — перебил Александр Дмитриевич. — А как же, Клейменов, ты китель Ивана Дмитриевича надел да по селу пьяный ходил и похвалялся, что вот, мол, конец теперь Воейковым пришел, а? Тоже вещи берег, в надежде что вернемся?»

«А знаешь, что за это полагается?» — сказал я, посмотрев выразительно на трех молодцов — купеческих сынков с карабинами.

Левка побледнел и затараторил: «Да я, да што, да ей-Богу ни пошто не грабил. Брешут люди, вот те хрест, брешут!..»

«Ну вот что, ладно тут разговаривать, извольте все, что награбили, немедленно принести. Экипаж новый чтобы был, все шубы, платья — все. Понятно? К двум часам чтобы доставили сюда. Ступайте!»

Все радостно загалдели: «Поняли, как не понять, сполним в одночасье, будьте благонадежны!» — и быстро зашагали к себе...

Когда я с этим добром вернулся, то застал целую толпу с возами. Привезли шубы, платья, разные тряпки, кто-то привел наших двух козлов и пригнал гусей. На возах, кроме того, лежал разный железный лом, который, очевидно, во время грабежа собрали на дворах и в конюшне, стоял и новенький экипаж. Самое ценное было, что притащили Ванину доху, которая ему так была нужна, пальто. Мои солдаты приняли самое деятельное участие и ругались, говоря, что мало привезли и нечего, мол, дурака валять, железный хлам сдавать. Но мужики твердили и стояли на своем: «Что спасли, все тута! Ничаво нам не надоть! Отродясь не грабили, как можно грабить, да што на нас, хреста нет, што ли-ча?»

Вот и темнота. Где же тут темнота? Ведь сознают все отлично, отлично все понимают. Когда делили, тоже ведь знали, что это скрытый грабеж. А почему теперь так старательно открещиваются и оправдываются? Нет, тут не один страх. Тут налицо дрянность, самая настоящая душевная и моральная дрянность...

А галдеж все продолжался: «Знать не знаем мы ничаво. Известно, красные грабили, кому же больше, а мы ничаво-от!»

Глядел я на них, было мне противно, словно впервые выперли все непривлекательные черты народа-раба, и думал: «А вот придут красные, повторится то же самое, но в другом порядке. Будут крыть нас, ”господ”, “помещиков”: “Кровушку пили, мы што, мы ничаво-от, все против пошли, известно, всё народное, по какому праву они забрали? Приехали с солдатами, а мы што, мы разве могем!..”