Митя

По мере чтения “бумаги” у меня душа все более цепенела и стал пробирать ужас невыразимый. Приговор приблизительно читался так: “Именем Российской Федерации в такие-то числа (процесс шел дня три) Смоленский областной суд в составе таком-то, при прокуроре Н., адвокате Н., рассмотрел дело Жукова, обвиняемого в преступлениях, предусмотренных ст. 58-1-б УК РСФСР... Были опрошены свидетели (много народа), зачтены архивные документы... (в большом количестве). Жуков признал себя частично виновным. Судом установлено, что Жуков (менее 20-ти лет от роду) добровольно в 1942 году пошел работать в отряд номер такой-то полиции такой-то комендатуры. Такого-то числа, с такими-то ворвался в избу такого-то жителя, вывел из погреба спрятанную там семью Вейнтрауба Соломона Яковлевича в составе... (далее список из семи человек, заканчивающийся перечислением детей, последний совсем маленький) и во дворе при свидетелях автоматными очередями всех расстрелял”. И еще подобных эпизодов с полдюжины, довольно тесно во времени. О дальнейшем участии Жукова в карательных операциях, и вообще о военной его более поздней участи — ни слова (как я понял, в 1943 году он оказался в Красной армии, где оставался до конца войны).

“В соответствии со статьями... УПК РСФСР срок — 25 лет ИТЛ строгого режима плюс 5 лет ссылки, плюс 5 лет поражения в правах”.

Я перечел дважды, взял себя в руки, спрашиваю: “Может, это на тебя ГБ наволокло?” — а у них водилось нераскрытые дела на удобного человека списывать. “Нет, — отвечает, — тут все, как было”.

“Тогда, — говорю, — скажи спасибо, что тебя так поздно нашли, а попался бы до 49-го, тебя бы как есть расстреляли. И за дело! Что же ты наделал?”

Отвечает: “Война была”.