Записки Егора Погрома

2018 год стал годом смерти русского национального движения в сколько-нибудь привычном виде, каковую смерть зафиксировали два события: закрытие «Спутника и Погрома» и отмена 282 статьи. Да, «Спутник» был закрыт из-за уничтожения его финансовой базы компанией TinyPass (которую купила компания Stripe, с 2014 года не работающая с Россией) в сочетании с блокировкой РКН, случившейся годом ранее. Но стоит ли говорить, что если бы и блокировка, и TP-бан случились бы, скажем, в 2014 году, то «Спутник» был бы восстановлен в 24 часа? Потому что в 2014 году русская нация шла на войну, и «Спутник», как рупор русского национального движения, не стал бы молчать, даже если бы его попытались заткнуть не скучные американские и советские чиновники, а лично Сатана с дивизией боевых чертей. Вся Армия Ада не помеха русскому человеку, когда он знает, что и зачем он делает. В 2018-ом, когда пришло «письмо счастья» от TP, я, честно говоря, не смог сам себе объяснить, зачем мы выпускаем странную смесь превосходных популярно-исторических текстов с пожухшей политической публицистикой, вот уже несколько лет повторяющей одни и те же тезисы. Причем «проблема бессмысленности» не так, чтобы коснулась только меня, «Спутника» или русских националистов – один известный публицист либерального направления в приватных разговорах жаловался, что давно перестал понимать, зачем и для кого пишет свои колонки. Да что там националисты и либералы – выдвижение миллиардера Грудинина от КПРФ и сверхвялая реакция на повышение пенсионного возраста показали, что коммунисты и социалисты испытывают ровно те же проблемы. Не только национализм – вся политика и все политические движения сдохли. Главный либеральный спойлер Собчак ушла в декрет и вместо подсиживания Навального занялась серийными беременностями, главный левый бузотер Удальцов бузит не больше, чем Зюганов, националистам вообще декриминализировали 282 статью, потому что АП, очевидно, более не опасается «фашистского реванша» и не нуждается в инструменте для борьбы с ним. Ну и мне лично после «Зимней вишни» и Волоколамска (когда погибли или пострадали дети – и это привело лишь к вялому бубнежу родителей погибших/пострадавших) стало ясно, что дальше обещать, что русский народ придет и всех вас там повесит – это заниматься самообманом и/или самоуспокоением. Для закрытия «Спутника» Востриков, пожалуй, сделал больше, чем РосКомНадзор и TinyPass вместе взятые: если для человека даже страшная гибель в огне всей его семьи не становится стимулом хотя бы дать в рожу (помните, как он пообщался с Тулеевым, вышел и сказал, что Тулеев ни в чем не виноват – а через неделю Путин заставил уйти Тулеева в отставку), то как можно всерьез после этого рассчитывать, что сайт в интернете станет стимулом? Врать же себе и другим я не привык. Окончательно в моральном плане «Спутник» добил скандал с Любегиным унд Каминцом: я некоторое время назад под впечатлением одной истории приватно писал, что вот Любегин молодец и наша надежда, и если вдруг окажется, что и Любегин кретин, то надо натурально закрывать «Спутник», потому что все не имеет смысла. Любегин повел себя не просто как кретин, а как говно говна говна говна говна говна, и, думая об этом, я практически благодарен идиотам из TinyPass и Stripe, которые, грохнув финбазу, исполнили пророчество, избавив меня от необходимости уничтожать любимое мое детище, которому я посвятил 6 лет своей жизни. Постскриптумом же к истории «Спутника» стал недавний одиночный пикет Стрелкова у МИДа против передачи Курил. Главный наш герой и одна из главных надежд национального движения, четыре года назад обладавший известностью и влиянием, сравнимыми с таковыми у Путина (да, я до сих пор считаю, что если бы Стрелков пошел на Москву, то на его сторону начали бы переходить посланные против него части), выступил в амплуа одинокого городского сумасшедшего, на травлю которого даже ольгинских ботов больше не тратят. И, если бы сейчас был жив «Спутник», я бы, наверное, написал текст об этом пикете безнадежности, пытаясь как-то это все рационализировать и вернуть надежду в сердца верных. И этот текст стал бы в о