Записки Егора Погрома

Прочел в Нью-Йорк Таймс колонку человека-женщины про то, что такое мир, когда твой возраст переваливает за 40, потом перечитал обращение в честь шестилетия «Спутника и Погрома», и внезапно осознал, что это идентичные по своей основной мысли тексты. НИТ:

What have we aged into? We’re still capable of action, change and 10K races. But there’s a new immediacy to the 40s — and an awareness of death — that didn’t exist before. Our possibilities feel more finite. All choices now plainly exclude others. It’s pointless to keep pretending to be what we’re not. At 40, we’re no longer preparing for an imagined future life. Our real lives are, indisputably, happening right now. We’ve arrived at what Immanuel Kant called the “Ding an sich” — the thing itself.

Indeed, the strangest part of the 40s is that we’re now the ones attending parent-teacher conferences and cooking the turkey on Thanksgiving. These days, when I think, “Someone should really do something about that,” I realize with alarm that that “someone” is me.

It’s not an easy transition. I’d always been reassured by the idea that there are grown-ups in the world out there curing cancer and issuing subpoenas. Grown-ups fly airplanes, get aerosol into bottles and make sure that television signals are magically transmitted. They know whether a novel is worth reading and which news belongs on the front page. In an emergency, I’ve always trusted that grown-ups — mysterious, capable and wise — would appear to rescue me.

I’m not thrilled about looking older. But what unsettles me most about the 40s is the implication that I’m now a grown-up myself. I fear I’ve been promoted beyond my competence. What is a grown-up anyway? Do they really exist? If so, what exactly do they know? Will my mind ever catch up with my face?

«Спутник»:

Остались только мы, более не желающие, чтобы нас кто-то «читал» или хвалил, ибо нет больше в России людей, обладающих правом выдавать «Спутнику и Погрому» награды и похвалы. Остались только мы, за шесть лет дошедшие до главной мысли, элементарной мысли, которую, однако, возможно продумать и принять только на основании собственного опыта и никак иначе:

— В РФ нет авторитетов. В РФ нет старших. В РФ нет лидеров нации, которые как лидеры русских могли бы потребовать преклонить колена и принести им присягу верности. В РФ нет даже людей, хотя бы претендующих на роли лидеров русских. Нет никого, кроме нас, и все надежды, что русские то, русские сё — это пустые надежды. Сделаем мы что-то — что-то будет. Не сделаем — не будет ничего. Более того, если завтра уйдет Путин, то молодое поколение уже отравлено ядом совково-лакейского государственничества с вечным неврозом перед страшным Западом, и если мы не выиграем культурную войну, то совок будет воспроизводиться во все более гротескных и отвратительных формах. А люди несоветские, люди вестернизированные лишены национального самосознания — и потому считают себя не вправе восставать против приученных жрать что дают миллионов. Да и вера в бесконечную мудрость США и ЕС как-то поколебалась, а чего-то кроме этой веры у них по сути и нет. И даже люди религиозные, люди православные вместо Священного Писания руководствуются «интересами сохранения приходов РПЦ на Украине», заменяя Господа и Завет Его какой-то политологией.

Те «ожившие русские», «воскресшие русские», «настоящие русские» — это, оказывается, мы, а больше никого и нет. И ты не можешь бросить «Спутник» хотя бы потому, что должен же быть во всей охватившей Россию тьме хоть один проблеск света, как учили предки. Должен же хоть кто-то на всю огромную страну говорить «Наши тысячи — Россия и русские, а ваши миллионы — советская порнопародия, «князья и графы в представлении лакеев». Должен же хоть кто-то жить иначе, думать иначе, действовать иначе, поперек сдавившего Россию советского скотства, хотя бы своим примером демонстрируя, что другая жизнь возможна, возможна здесь и сейчас, и эта жизнь наполнена правдой и красотой, а не уродством и «хитрым планом».

И все это звучит как бахвальство и самолюбование, но нихрена это не бахвальство. Я не меньше вашего хочу ле