КУЛЬТПРОСВЕТ.

И у художника Тимура Новикова и у поэта Иосифа Бродского линия горизонта, перестав быть опорной линией, сконцентрировалась в одной точке. Конечная точка становится исходной. Точка - пространство - из которой теперь осуществляется взгляд ввысь. Сама эта точка есть ни что иное, как спрессованное пространство, пройденное им до линии горизонта.

И тянет зажмуриться, либо - шагнуть

в другую галактику, в гулкой пустыне

которой светил - как песку в Палестине.

И поначалу "глаз, засоренный горизонтом, плачет", ибо, оказавшись в пространстве новой галактики, начинает совершать необыкновенные перемещения по "пространству, лишённому тверди":

Так делает перо,

скользя по глади

расчерченной тетради,

не зная про 

судьбу своей строки,

где мудрость, ересь 

смешались, не доверяясь

толчкам руки.

Но вскоре глаз привыкает, определяет мерность нового пространства и

смотрит, объят покоем,

в то "никуда", задержаться в коем

мысли можно, зрачку - нельзя.

Это строки из венецианского стихотворения "Лагуна", написанного Иосифом Бродским, перешедшим к тому времени очередную линию горизонта своей судьбы. И мы опять вспоминаем Гварди и его венецианское небо. Но на это воспоминание накладывается впечатление Бродского о конце света, который он ощущает за горизонтом Новикова, напоминающего ему Гварди. И Бродский, и Новиков следуют дальше, не останавливаясь. Их "аналитический, интуитивный и откровенный" метод постижения пространства позволяет им самим и нам - зрителям, слушателям и читателям - совершить попытку расширения своего горизонта, подобно тому, как "пишущему стихотворение, порой с помощью одного слова, одной рифмы, оказаться там, где до него никто не бывал, - и дальше, может быть, чем он сам бы желал".  Александр Медведев. Ангел и пилот над исчезающим горизонтом. 2000 г. (отрывок)