КУЛЬТПРОСВЕТ.

Расторгуев угадал свое время, пожалуй, не хуже, чем Родченко. Тот снимал человека "от пупка", а Расторгуев к этому пупку прикрепил камеру, чтобы ему показать его пупочный мир. Секрет успеха обоих - полное отсутствие тормозов. В этом, наверное, и есть страшный русский гений, о котором писал Чаадаев. Заглянуть в бездну и не отводить глаз, когда она заглянет в тебя и, что самое страшное, через тебя в этот мир. Глаз Расторгуева - не холоден, как перекочевавший от Тарковского к Звягинцеву брейгелевский меланхоличный взгляд Натуралиста на копошащихся в земной юдоли букашек. И не горяч, как взгляд изнутри, сквозь "жаркую слизь человечьих вен" у Германа или даже Балабанова. Но он и не тёпл. Этот взгляд - ледяной.

Потому что здесь вокруг – вовсе не "год нулевой", здесь абсолютный ноль. Ведь, насильственное «привнесение» Символического на голую почву Воображаемого оказалось не просто мучительно, но мучительно бесполезно. И только отталкивающее Реальное, глядящее на само себя, сможет «диалектически снять» эту дьявольскую романтическую пелену. Герман приблизился к этому. Но даже ему не хватало такой свободы от жанра, как у Расторгуева, для которого жанр был лишь формой. Поэтому - документалистика, как наиболее точный приём. Автор умер, чтобы Зритель увидел в себе то, что нельзя изобразить, а можно только ткнуть туда мордой. Так давайте же смотреть в это Ничто. И пусть оно смотрит на мир через наши глазницы, потому что и мир должен его увидеть, пока не поздно. Дело рисковое, но кто захочет душу свою спасти, тот погибнет.