КУЛЬТПРОСВЕТ.

Искусство в своей чистейшей сути есть выражение конца человеческого, эсхатологическое восстание человека против собственного убожества, против неумолимого тока жизни от рождения к смерти. Жизни, подчеркиваем мы, а не только истории с ее прекрасно описанным механизмом неизменного торжества худших над лучшими. Ведь настоящая притягательность Искусства не в его социально-историческом, а в его экзистенциальном измерении. Подлинное Искусство начинается с видения собственной смерти, стоящей в центре любого личного опыта. Смерть — это элементарная подоплека существования, которая разбивает вдребезги всё банальное — те умственные клише, идеалы, миражи, упования, которыми обыденное сознание пытается от нее заслониться. Люди даже не имеют сил ненавидеть смерть, настолько последняя перпендикулярна всему ходу их существования. Для художника же смерть — тотальный факт, вызов, критерий, позволяющий отделить то, что есть, от иллюзии. Мы упомянули «вызов». Да, потому что элементарная непосредственность смерти оборачивается действительно вызовом для человека. Потому что смерть — это не просто «конец конечного». Смерть — это отмена. Ее подлинная тайна — в том, что она отменяет данное, наличное, непосредственное: чем непосредственней данность, тем безусловней отмена. И, конечно, вовсе не худшие побеждают лучших в истории, ничтожества не имеют силы свергать героев. Нет, лучших отменяет смерть. Только она может победить бесспорное величие.

Так что же, несогласие Искусства с ходом истории оказывается, в конечном итоге, несогласием со смертью? Посмотрим на дело глубже. Последней догадкой, горизонтом беспредельной тревоги оказывается то, что в мире нет ничего лучше отрицания, поскольку ему не противостоит ничего из доступного восприятию: титанов, героев, помыслы, деяния — всё берет на себя «ужасающая сила негатива». Но если так, как быть с художником? Как быть с самоутверждением той самой личности, которая и является носителем воли к лучшему, к совершенству, к красоте? Не нужно упускать из виду, что подлинный представитель Искусства — не мистик и не аскет, а само Искусство — не религиозное движение. Художник восстает против ничтожества бытия, потому что ему в его интуиции предстала смерть как главное. В итоге логика его восстания неизбежно направлена против человека как такового. Не «Адама» метафизической традиции, но того, что называется человеком в эмпирически обозримом пространстве и времени. Ведь не религиозное, а именно художническо-экзистен-циалистское обострение чувства смерти, концентрация внимания на ней связаны с крушением человеческого как силы, способной генерировать привлекательные «идеалы». Иначе говоря, в человечестве иссякло — по большому, конечно, счету — формотворческое проективное начало. Опять-таки, другими словами, — имеет место кризис человека, влекущий за собой, вероятно, окончательное и безоговорочное преодоление человеческого.

http://moscowartmagazine.com/issue/67/article/1436