Холмогоров

По очередной акуниаде проехались уже, кажется, все, кто только мог. Однако глупость Акунина неисчерпаема как атом. Поэтому мне тоже нашлось что сказать.

http://portal-kultura.ru/articles/books/229221-fantazii-fandorina-epokha-tsarits/

Рассуждая о роли гвардейских полков в эпоху дворцовых переворотов, он утверждает, что «таковы были преторианцы в поздней Римской империи». Но бесчинства преторианцев, действительно игравших жизнями правителей и целых династий, относятся, напротив, к раннему периоду Римской империи, когда императорская власть была в расцвете, а все дела вершились в столице. Апогеем стал 193-й — ​«год пяти императоров»: преторианцы тогда продали власть с аукциона сенатору Дидию Юлиану, который почти сразу был свергнут легионами во главе с Септимием Севером. В поздней Империи цезарей сбрасывала и провозглашала действующая армия, находившаяся в пограничных провинциях. Преторианцев, строго говоря, уже и не существовало — ​император Константин, с которого и начинается «поздняя Римская империя», по сути, упразднил преторианскую гвардию вовсе.

К верхоглядству Акунина прикладывается желание максимально унизить русских в любых победах. Например, сражение при Цорндорфе 14 августа 1758 года в ходе Семилетней войны, когда армия Фридриха Великого разбилась в кровь о стойкость нашей пехоты, несмотря на нераспорядительность командующего. «Фермор решил, что оно проиграно, снял осаду Кюстрина, а затем вообще отступил на север», — ​сообщает Акунин. Хотя в реальности генерал Фермор снял осаду Кюстрина (предварительно полностью сжегши артиллерией этот важнейший для пруссаков центр снабжения) до Цорндорфской баталии, более того — ​именно чтобы дать сражение. На поле битвы он не без оснований счел себя победителем, разослал победные реляции и в союзных столицах — ​Петербурге, Вене и Париже — ​отпраздновали викторию.

Старается принизить Акунин и великую русскую победу при Кунерсдорфе 12 августа 1759 года. Пространно рассказав о неуклюжести русских, успех наш он приписывает… панике в рядах противника. Мол, когда атакующая прусская конница, понеся тяжелые потери, отступала, она смяла собственную пехоту, и та побежала. Дескать, немцы победили сами себя. На самом же деле, конечная русская победа сложилась из стойкости русской пехоты на холме Шпиц, подвига чугуевских казаков, раздавивших прусских лейб-кирасир и пленивших их командира, удара австрийской конницы Лаудона во фланг Фридриха Великого и общего контрнаступления, начатого генерал-аншефом Салтыковым. Пруссаки не разбили сами себя, а были разгромлены русскими при участии австрийцев.

Славной Семилетней войне вообще достается от Акунина по полной. Он высмеивает русскую армию, замарывает успехи, раздувает неудачи. При этом ухитряется ни словом не обмолвиться о взятии Кёнигсберга и присяге его горожан, включая знаменитого философа Канта, русской императрице, — ​хотя, учитывая дальнейшую судьбу города, в ХХ веке сей факт имеет огромнейшее значение. Войну в целом автор объявляет «кровавой и бессмысленной». Но тут же сам признает, что, несмотря на разворот Петра  III, отказавшегося от территориальных приобретений, «главная цель войны была достигнута» — ​Пруссия была истощена и отныне не представляла угрозы для соседей.