greenlampbooks

Джон Максвелл Кутзее «Детство Иисуса» Наконец-то я поняла, каким словом могу охарактеризовать полуреалистично-мутные миры Кутзее — они не сумасшедшие и не фантастические, а контуженные. Как будто рядом с ними взорвалось что-то грандиозное, но их зацепило только условно, и теперь они ходят вроде живые, но метафорически перегруженные и слегка неестественные. Хотя эту неестественность трудно категоризировать, как, например, в фильме «Лобстер». Ты её прекрасно видишь и ощущаешь, но так чтобы одним ясным предложением повесить ярлык — не получается.

Я не знаю, насколько правдива байка про то, что Кутзее хотел назвать книгу по-другому, чтобы имя персонажа раскрывалось только в конце, а не портило спойлером обложку. Если твой масштаб «кутзеевский», а того требует художественный замысел, то наверняка даже самые упёртые издатели пошли бы навстречу. Моя паранойя по-прежнему говорит, что это ещё одна игра: ты знаешь концепцию персонажа уже из названия и оцениваешь всё происходящее с этой метафорической подложки сразу же, но при этом создаётся вороватое ощущение, что это слегка запретно, автор задумал не так. Вот хотел он такой твист в конце, который заставит по-новому взглянуть на все события в книге, а не получилось, можно с самого начала читерить и подглядывать за кулисы. И мы с вами к этому лакомому запретному плоду немного причастны.

Второй довод в пользу этой хитрованской версии — если бы читателя с ходу в библейскую тематику не макнули носом, то найти её было бы очень сложно до пресловутого твиста. Мир Кутзее никогда не даёт близкие метафоры, всё как-то на уровне дыма и полутонов, так что надо действительно стараться их искать и знать где. Без спойлера в названии это пройдёт только у самых свирепых читателей, завёрнутых в синюю занавеску (и при этом умудряющихся смотреть в нужном направлении).

С другой стороны, такое название может оказать и медвежью услугу, создавая ложное впечатление, будто книга связана с религией. Многие таких книг боятся, как огня, но «Детство Иисуса» с религией не связано, а больше говорит именно про Иисуса. Он уже давно не просто библейский персонаж, а некий общекультурный мем. Роман во многом затрагивает тему веры, но не веры в сакральное или божественное, а опять же — веры в общекультурном значении. Так что не нужно назубок знать Библию и мгновенно улавливать отсылки и цитаты, не нужно вообще интересоваться христианством, чтобы читать этот текст.

Те же, кто помнит библейские сюжеты хотя бы на уровне «слышал, где звон», получат чуть больше удовольствия, но почти всё оно будет от собственных интенсивных интеллектуальных попыток трактовать происходящее. Действие происходит в странном потустороннем месте, где лежит пелена забвения, меняются имена и теряется ещё что-то живое и многомерное от человеческой личности, но мы так и не узнаем, что это пространство — лимб ли, метафизическая проекция мира или просто ещё одна огромная метафора. Персонажи в этом мире будут неуловимо потеряны, лишены сомнений, глубины и поиска, кроме редких отдельных искр. Святой дух, он же апостол, он же ещё сорок тысяч версий, кем он может являться, будет опекать маленького Иисуса неумело и коряво, отвлекаясь на собственные совсем не такие духовные вопросы. А Иисус при этом будет искать не столько отца или даже Отца с большой буквы, сколько мать — хоть с какой буквы, лишь бы нашлась. Вот только искать в мутной воде не так-то просто, и волей-неволей снова встаёт вопрос, который задают рты, забитые болотным илом: «Отчего ты так убеждён, что нас надо спасти?»