Другой английский inter alia

Несколько раз сталкивался с исследованиями, где была проиллюстрирована следующая закономерность—американцы менее осведомлены о тонкостях британского английского, нежели островитяне о языковых привычках в своей бывшей колонии. Изначальная интуиция верна и американцы влияют культурно сильнее в силу экономико-политического доминирования. Культурная гегемония—следствие и сопровождается типичным для американцев плохим владением иностранными языками. В последнем нет ничего особенного и оно представляет из себя типичную психологию жителей метрополии. Для римлян существовал лишь блистательный и единственный Рим и все остальные кругом обозначались одним словом—варвары. Зачем жителям центра мира учить язык всяких там, пусть эти всякие учат язык римлян. Америка—просто очередной новый Рим. Такое же поведение демонстрирует Франция уже века, чья убеждённость в своей культурной исключительности стала притчей во языцех. Аутизм французского esprit — факт, отрицать который было бы не менее нелепо, чем отрицать величие этого esprit; "француз, — заметил однажды аббат Галиани, — сколь бы умен он ни был, не способен представить себе, что существуют страны, отличающиеся от его страны". Американец остальные страны представляет смутно и незачем это ему, все и так должны говорить по английски и ему неприятно, почему "всякие там" этого не делают. О племяннице Вольтера рассказывают, что, занимаясь английским и безуспешно пытаясь исправить свое произношение с bréad на bred, она воскликнула в сердцах: "Bréad, bred! к чему так менять слова? Эти англичане действительно смешны! Отчего не сказать просто: du pain!". Действительно. Быть французом, значит быть привилегированным. Один мои студент, имеющий помимо российского паспорта ещё и американские документы, в красках рассказывал, как меняется отношение к нему, когда он использует, во время своих рабочих и развлекательных поездок по Европе, бумаги престижной страны. В лучшую сторону. В сопровождении хорошего английского это работает как пропуск в семью "белых людей". Он просто представляется американцем и все. Русская идентичность работает хуже и заставляла его вспомнить, что у Наполеона на карте России, большая часть этой страны была просто обозначена как "La Grande Tartarie". Ибо неизвестно, что там, но точно блоковские азиаты с раскосыми и жадными очами. Русские генералы 1812 года, чьи, мало похожие на оригиналы, портреты можно увидеть в Военной галерее Эрмитажа, были частью вообще не русские, еще большей—по русски не говорили вообще, а те немногие, что говорили, никогда не использовали русский в общении между собой. Так как mauvais ton, да и Пушкин его, к тому времени, с французского ещё не перевёл. Так и ругали французов на отборном французском, пока те замерзали в русских снегах. За двести лет ничего не поменялось и в голове у среднего француза до сих пор наполеоновская карта и никакими чемпионатами по футболу это не поправишь, пусть даже Президент французской республики и приедет поболеть за своих чёрных гладиаторов. Насколько явен и оглушителен факт французского влияния на других, настолько же проблематичен факт влияния других на Францию; немец, русский, итальянец, англичанин, говорящие по-французски, — норма и естественный канон культурного европейца еще в первой половине XX века, тогда как говорящий не по-французски француз производит впечатление легкого и трогательного недоразумения. Американцы играют роль французов ныне, неуклюже, без блеска и шарма, но тут уж ничего не поделаешь, других римлян у нас для вас нет.

И многие из тех, кто учит языки, просто хотят оказаться за стенами Рима, пусть лишь духовно.