Дада

Если вы вчера вздрогнули от истории про селфхарм жены Павленского, которую Толоконникова преподнесла Дудю как экстравагантную художническую придурь, то вы, вероятно, вообще не знаете, почему Петр Павленский уехал из России. Два года назад актриса Театра.док заявила в полицию, что Павленский вместе с женой ее изнасиловал и порезал ножом. Художник быстро сориентировался, назвал актрису агентом ФСБ и сбежал от уголовного преследования во Францию. Худрук Театра.док Михаил Угаров тогда сказал: «Для меня теперь есть два Павленских, один художник, акционист. Со вторым лучше не иметь дела. Полная свобода в творчестве да. Но не годится для жизни. Потому что людям больно, когда их избивают, когда их насилуют и режут ножом. Смешно, но у меня какой-то прямо крах героя произошел… Марина Разбежкина говорит – рухнул выдуманный, появился реальный, - а я к такому герою не был готов. Реальный – с психикой вохровца, живущий по понятиям, чуть что кричащий «меня подставили, мне подкинули, операцию спецслужб провернули!».

А защитники Павленского тарабанили отточенные на деле Трушевского реплики – вся жизнь художника – искусство, непонятное, сложное, маргинальное. «Он себе мошонку к брусчатке прибивал, вы ждёте, что он женщинам руки целовать будет?» – иронизировала критик Анна Наринская. И я согласна с этой логикой. Нет никаких двух Павленских. Есть Павленский с его кровавыми акциями – отрезанием уха, зашиванием рта и приколачиванием яиц к Красной площади. Акциями о диком и бессмысленном насилии над человеком. Такой Павленский, радикально и больно высказывающийся о насилии, не может сам оказаться насильником. Не может с холодной рациональностью мента пользоваться своим неприкосновенным статусом художника. Нет никаких двух Павленских. Есть насильник Павленский. Нет художника Павленского.