Книги жарь

#лекции_жарь Как писать о современности

К нашему разговору о том, зачем нужен писатель.

Оказывается, еще и затем, чтобы фиксировать приметы времени. Сходил я в четверг на разговор Ольги Брейнингер ("В Советском Союзе не было аддерола") и Анны Немзер ("Раунд") о том, как писать о современности.

Тут сходу начинается любимый спор о терминах. Во-первых, что такое современность, во-вторых, что такое язык...

Немзер заметила важную вещь: современность — понятие, крепко связанное с памятью, а память протяженная. Частная память в понятиях публичной истории (public history, то есть науки об истории в общественном контексте) охватывает и память человека, и память его ближайших родственников. В этом плане частную память россиян можно отследить до 1917 года, поэтому и действие "Раунда" перемещается от двадцатых годов двадцатого века до условного 2030 года. Дальше просто теряешь нерв живой памяти. Нельзя описывать современность, не описав, что к ней привело; поэтому, скажем, перекличка событий 1948 и 2017 годов вромане — абсолютно неслучайна и связь времен оказывается неразрываемой.

Точка завершения опыта оказывается в этой системе не пойманной. Ну, просто потому, что время движется, замкнутое в линию или в циклы. Поэтому и героев времени, и его язык поймать оказывается достаточно трудно. — Еще год назад рэп-баттлы были чем-то трендовым, а сегодня уже нет, — заметила Немзер, в романе которой основная интрига разворачивается как раз вокруг содержания раунда из рэп-баттлов одного из героев. Еще интересный момент языковой стилистики: следователь будет говорить одним языком, а допрашиваемая журналистка — другим. Поэтому в сцене допроса конфликт дополнительно оживает за счет того, что следователь выражается казенными фразочками и постоянно жалуется на голод, а журналистка плюется сленгом и отшучивается.

Немзер считает, что поймать язык до конца ей не удалось. "Ну это Лермонтов мог однозначно сказать, что поймал героя эпохи и язык эпохи. Сейчас все слишком быстро меняется", — справедливо заметила Брейнингер. Ольга считает, что поймать приметы времени помогает определенная дистанция, в том числе пространственная: Гузель Яхина, по ее мнению, хорошо охватила быт и культуру поволжских немцев в "Детях моих" (принятых критиками скорее прохладно). В ответ на вопрос, хотелось ли ей написать роман на века, Брейнингер посмеялась.

— Каждый писатель мечтает написать Роман Романович!

Немзер заметила в свою очередь, что "вечность" литературных героев зависит не от того, насколько они автору современны, а от того, насколько хорошо они написаны. — Просто напиши, а время никак не поможет. При этом для себя я заметил, что у условно-тридцатилетних авторов — Немзер, Брейнингер и Алексея Поляринова — будущее выписано весьма условно. События и люди проступают как бы из тумана. Ведущий дискуссии предположил, что делов том, что мы просто не представляем, что случится в будущем, но Немзер возразила: ей просто хотелось сосредоточиться на действии и очистить сюжет от всего лишнего.

Кстати, у Ханьи Янагихары будущее тоже представлено весьма туманно: мы не знаем, в каких условиях обитают постаревшие герои "Маленькой жизни", романа в том числе о современности и современных отношениях. Отметил еще использование метода вставных интервью: когда героев интервьюируют, по ходу интервью возникают какие-то помехи (и все они отражены в тексте). Вчера нам в интервью с Сашей Сорокиной Поляринов объяснил это просто: интервью позволяет зайти в голову персонажу и безболезненно оттуда выйти, еще и сымитировать живой разговор. А у журналистов вроде Немзер еще и получается обставить этот метаотрывок реалистичными деталями, благодаря которым интервью кажется еще, как бы сказать, аутентичнее.

— Советское в литературе — это футляр для человека, — убеждена Брейнингер. От рефлексии по советскому все уже немного подустали, и симптоматично, наверно, что за осмысление настоящего взялось именно поколение тридцатилетних, которое воспитывалось в условном "окне" девяностых между идеологическим воспитанием и условно-идеологическим.