paradox _friends

Сравнивая убийство Джамала Хашогги и «Скрипаль-гейт», Борис Джонсон упустил (сознательно или несознательно – вопрос второй) один важный нюанс.

А именно – разное влияние этих двух резонансных инцидентов на Великобританию. Или точнее – на её взаимоотношения с Китаем.

Раскручивая «Скрипаль-гейт», Лондон сильно помог Пекину, ещё больше загоняя Москву в «восточный угол».

В свою очередь, «Хашогги-гейт» делает «токсичным» (и на Западе, и на родине) нынешнего саудовского наследного принца Мухаммеда бен Сальмана. И как следствие, окончательно снимает с глобальной инвестиционной повестки многомиллиардное IPO Saudi Aramco. Поскольку именно принц был основным инициатором этой сделки. Еще совсем недавно, в начале октября он говорил, что главная компания королевства может выйти на биржу «в конце 2020-го – в начале 2021-го»

А уже сегодня саудовский министр энергетики Халид аль-Фалих заявляет, что Saudi Aramco не надо спешить с размещением до 2021 года. И обуславливает IPO развитием нефтеперерабатывающих и нефтехимических производств.

Вполне логично, что «нефтяные генералы», не желающие впускать в свои закрома любопытных и придирчивых миноритариев, не преминули воспользоваться ослаблением позиций венценосного «младореформатора». Но у весьма вероятной (теперь) отмены IPO Saudi Aramco есть и любопытный «побочный» международный эффект.

Мухаммед бен Сальман собирался размещать акции саудовского нефтяного гиганта не только в Нью-Йорке, но и в Лондоне.

Такой биржевой плюрализм повышал шансы саудитов привлечь больше китайских денег, которым сегодня на фоне «торговых войн» не очень комфортно в США.

А Лондону это позволило бы нивелировать последствия Brexit, доказав, что выход Британии из ЕС не мешает Сити оставаться мировым финансовым центром.

Надо ли говорить, что теперь такая возможность упущена?

Кстати, Мухаммед бен Сальман побывал в Лондоне и встречался с Терезой Мэй в начале марта.