Азохен вей

Свифт в «Путешествиях Гулливера» высмеял лондонских академиков и их претензии к естественным языкам, описав лапутян, чьи мудрецы, предвосхитив гуссерлевское «назад, к вещам!» перестали полагаться на язык вообще, а ходили с огромными мешками, и когда им надо было что-то сказать, не произносили слово, а доставали вещь, которую оно означает, и демонстрировали собеседнику. «Единственным неудобством этого способа», — издевательски сообщает Гулливер, — «является то обстоятельство, что, в случае необходимости вести пространный разговор на разнообразные темы, собеседникам приходится таскать на плечах большие узлы с вещами, если средства не позволяют нанять для этого одного или двух дюжих парней».

Ну, нам-то, к счастью (или к несчастью) дюжие парни для такого уже не нужны, то есть нужны, но не для такого, — в общем, я к тому, что коммуникация с соседкой принимает иногда совсем причудливые формы. Я хорошо говорю по-английски и кое-как могу объясниться на иврите, а она иврит, конечно, знает хорошо, но не идеально, и еще к тому же говорит с арабским акцентом. Короче, когда мы перестаем друг друга понимать, что случается довольно часто, одна из нас берет в руки телефон, гуглит (по-русски или по-арабски) и показывает другой картинки. Не знаю, кем чувствует себя она, а я чувствую себя идущим в ногу с прогрессом лапутянским академиком. Недавно мы обсуждали жареные каштаны, причем я-то до самого конца не была уверена, что речь идет именно о каштанах. Рим сказала, что не знает, как это будет на иврите, и показала мне картинку. Chestnuts? — уточнила я. Она пожала плечами. Я открыла русско-ивритский словарь и уточнила еще раз: армон? (ערמון). Нет, — почему-то засмеялась она, — нет, совсем нет. Еще минут пять мы играли в угадайку, потом я повторила: может, все-таки армон? И показала ей для уверенности свой словарь. «Ах, армон!», — сказала она. «Я-то услышала армон, а ты, оказывается, имела в виду армон. Ну да, все правильно, армон». Я секунды три сверлила ее взглядом, а потом вспомнила, что в арабском есть вообще-то гортанные звуки, которые и в иврите раньше были, но сейчас ими большая часть говорящих (то есть все, кроме некоторых сефардов — евреев из восточных стран и их потомков) пренебрегает, к моему величайшему облегчению; а еще в иврите есть слово армон (ארמון), которое переводится как «дворец» (спасибо переозвученным диснеевским мультикам за мой словарный запас). Иврито-русский словарь дает одинаковую транскрипцию слова «армон», написанного и через букву аин, и через букву алеф. А Рим слышит эту разницу! И артикулирует! Она еще и все три звука «х» различает! Короче, иду покупать большой мешок и нанимать одного-двух дюжих парней. Нет, точно двух. Один пусть носит мешок с вещами, а второй утешает меня после очередной коммуникативной неудачи