Азохен вей

Десять лет уговаривала родителей купить новую кухонную плиту вместо нашей «Электры», имя и вид которой наводили на мысли, что куплена она была еще в древнегреческие времена, и здесь макароны кидал в кипяток шлемоблещущий Гектор. Папе было все равно, а мама не собиралась расставаться с нашей старушкой, хотя ее давно уже следовало сдать, минуя прием металлолома, сразу в археологический музей. Но стоило мне окончательно решить, что я собираюсь насовсем покинуть отчий дом и уехать не в другую квартиру и даже не в другой город, а в другую страну, — как они купили новенькую, красивую, блестящую плиту! Со стеклокерамикой! С четырьмя работающими конфорками из четырех! (на прошлой работали полторы, и то не каждый раз). Теперь мама шлет мне из Москвы ее фотографии, очевидно, надеясь, что я не выдержу, порву справку из консульства, съем свой израильский студенческий и вернусь домой. Эти ожидания не совсем беспочвенны, поскольку в общаге, где мне жить еще не меньше года, приходится обходиться одинокой грустной электрической плиткой, которая, если ее включить, какое-то время греется, а потом решает, что ладно, поработали, можно и отдохнуть, — и на четверть часа греться перестает. Потом она опять начинает неторопливо теплеть, — но, в общем, еда, которая на нормальной плите готовится час, здесь готовится три. То ли это происходит, чтобы не сумел загородиться человек, чтобы человек был грустен и растерян; то ли чтобы как-то подготовить нас к столкновению с израильской бюрократией. Я, в общем, уже готова вообще ко всему (в отличие от моего ужина, который не готов). Короче, бойтесь своих желаний, они могут сбыться; что до меня, то, похоже, придется на неопределенное время сменить девиз с «наука и насилие» на «стоицизм и сыроедение»