вилисов постдраматический

Ещё восьмого сентября, когда у меня был резонансый лекционный перформанс на cosmoscow, в рамках этой же ярмарки вечером показывали «театральный эксперимент» (sic) Олега Глушкова «Ах, Тузенбах». Я Глушкова люблю, но это очень показательный кейс и про место России в, извините, глобальном пространстве, и про понимание контекста людьми театра, даже молодыми (Глушкову, кажется, вообще нет сорока даже). Цимес «театрального эксперимента» перед началом вышел и сформулировал сам Глушков. Он сказал примерно следующее: «Этим экспериментом мы хотим ответить на вопрос: так ли обязательно наличие профессионального актёра на сцене, или он может быть заменён простым зрителем». Я напоминаю, что идёт 8 сентября 2018 года, уже готовится помирать Роберт Уилсон, Кастеллуччи успел поседеть, Living Theater, кажется, половиной состава уже ушли на радугу етс етс етс. Уже даже успел появится спектакль Сильвии Меркуриали Macondo, крутейший пример автотеатра с бинауральным звуком и инструкциями, буквально то, чем пытался заниматься Глушков.

То есть как бы первым делом хочется подойти к режиссёру, нежно посмотреть ему в глаза и сказать «Дорогой Олег, ответ на вопрос, который вы ставите, уже давно найден, нет, не обязательно для современного театра присутствие профессионального актёра на сцене, всё нормально, можно просто идти варить суп на ужин, не надо ничего делать». Но это ладно, можно понять, не всегда концептуализация перформанса совпадает с какой-то витальной творческой интенцией из которой он появился. Захотелось сделать ещё один спектакль со зрительской активностью. Кто запрещает? Никто! Все вообще за. Но дальше следует реализация. Спектакль, который длится минут 25, задержали на 40 минут. У креативной команды не работали аудиоплееры, которые им принесли, поэтому они начали собирать по знакомым из зала телефоны и загружать на них аудиотрек с инструкцией для участников. Еле-еле наскребли из зала девять перформеров (играли первый акт «Трёх сестёр»). Затем они очень долго не могли синхронно включить эти аудио, а когда включили, у одной девушки всё сбросилось и пришлось включать заново. Когда спектакль всё-таки запустился, звук у перформеров, разумеется, пошёл в полный рассинхрон, реплики и движения давались в произвольном порядке, и именно это спасло перф, потому что он превратился в генератор неловкости, такой руский монтипайтон по Чехову. То есть это было нелепо и смешно, поэтому не очень стыдно. Но почему и зачем всё так? Проблема синхронного аудио решается без всяких плееров, с помощью FM-ресиверов, которые можно купить за три копейки. Проблема с микрофонами решается ну просто качественной подготовкой. Но зачем это всё было в целом? Когда я пишу какой-то текст по громкой теме, я читаю тексты других людей, чтобы не особо повторяться. Когда ты делаешь проект, почему бы не сделать предварительный рисёрч: делали ли это уже до тебя, в какой форме, при помощи каких технологий? Потому что самое поверхностное гугление даёт шанс понять, что называть такую штуку в 2018 году театральным экспериментом стыдно, что это никакой не эксперимент, а позавчерашка, ещё и убого сделанная технически. Когда такое происходит с режиссёрами, которые делают спектакли типа «Гипноса», ты просто в очередной раз понимаешь, что такое современный театр в России и насколько он за рамками технологического и медиаконтекста.