Writer's Digest

​​На сайте Крупы – здоровенный (и, мне кажется, важный) лонгрид: расшифровка встречи Дмитрия Громова и Олега Ладыженского, сиречь Генри Лайона Олди, с читателями на Фантассамблее-2018 в Санкт-Петербурге. Много острого, много обидного, и для читателей фантастики, и для писателей фантастики, особенно отечественных. Но и полезного полно:

"ВОПРОС: Можно чуть подробнее описать, что значит эксперимент? Что вы имеете в виду?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Давайте возьмём язык произведения. Сейчас в нашей современной фантастике, в родных осинах, 95 % всех книг написано примерно одним языком. Сложился язык, которым надо писать фантастику. Почему? От фантастики ждут кинематографичности. Книга должна быть аналогом фильма. Писатели берут кинематографические средства выразительности: они описывают визуальную сцену, запах, тактильные ощущения. Это язык совершенно одинаковый по структуре предложений, по работе со сложносочинёнными и сложноподчинёнными предложениями, по размеру абзаца. Вы что, действительно не видите, что почти вся фантастика сейчас пишется короткими абзацами?

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Опять же, образная система — она либо отсутствует напрочь, либо даётся в очень усечённом виде. Редкие исключения есть, но именно как исключения. И для сравнения возьмите образную систему, допустим, Дины Рубиной, Водолазкина, Сорокина.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Совершенно разные, все три.

КОММЕНТАРИЙ ИЗ ЗАЛА: И то, и то — фантастика.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Безусловно (смеется). Неужели я открываю читателям глаза: вы что, не видите, что практически во всей фантастике в диалоге к каждой реплике прямой речи есть обязательное пояснение? «Хмуро буркнул он», «улыбнулась она»... Почему? Потому что наш читатель не слышит из прямой речи, что произошло, какая была интонация, кто именно говорит. А писатели не умеют это показать.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Отсутствие персонификации прямой речи персонажа. Когда персонажи говорят по-разному, не нужно пояснять, кто это сказал. После двух-трёх реплик уже и так понятно, как говорит один, как говорит другой. Их не спутаешь. В самом лучшем случае вставляют какое-нибудь характерное словечко, слово-паразит — максимум, на что фантасты способны.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Добавлю сварливым тоном. Как давно и как часто вы видели в нашей фантастике чистый диалог? Без кинематографических пометок для актёра. Режиссёрские указания актёру: где улыбнуться, где кивнуть, где отойти назад, где хмуро, где весело.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Берём какое-нибудь из известных направлений — постапокалипсис. Тексты примерно одинаковые. Минимальные различия есть, но они не принципиальные. А теперь берём постапокалипсис, к примеру, Вандермеера, Мьевиля, Кинга, Джо Хилла, МакКаммона, Симмонса... И посмотрите, насколько они разные — вообще ничего похожего.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Когда мы читаем постапокалипсис МакКаммона — «Песня Свон», которая у нас выходила под страшным названием «Наслаждение Смертью», мы видим: на развалинах мира вырастили первую яблоню, есть урожай, первые пятьдесят яблок, и дьявол смотрит на эти яблоки в ужасе, потому что это новая жизнь...

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Он-то считал, что он всё уже разрушил, а тут возрождение.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: ...и главная героиня, девушка Ева (зовут иначе), берёт яблоко и даёт дьяволу. Кто у нас умеет такие подтексты вытаскивать? Ева, дающая плод добра и зла дьяволу. И дьявол страстно хочет взять, измениться, перестать быть дьяволом, но в конечном итоге убегает, потому что он уже не в силах переродиться... Да, МакКаммон гениальный писатель.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Или, к примеру, у Вандермеера в «Борне» одного персонажа зовут Вик, а главную героиню — Рахиль. Как вам история библейской Рахили и Виктора Франкенштейна на фоне постапокалипсиса?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: ...Воспитывающих нечеловеческого ребёнка... Ну не умеют у нас сейчас такие подтексты вытаскивать. Очень жаль. Есть авторы, которые умеют, но их слишком мало..."

Целиком тут: https://bit.ly/2MoFqXM